Максим горький сказки об италии

XII Звенят цикады. Словно тысячи металлических струн протянуты в густой листве олив, ветер колеблет жесткие листья, они касаются струн, и эти легкие непрерывные прикосновения наполняют воздух жарким, опьяняющим звуком. Это еще не музыка, но кажется, что невидимые руки настраивают сотни невидимых арф, и всё время напряженно ждешь, что вот наступит момент молчания, а потом мощно грянет струнный гимн солнцу, небу и морю. Дует ветер, деревья качаются и точно идут с горы к морю, встряхивая вершинами. О прибрежные камни равномерно и глухо бьет волна море всё в живых белых пятнах, словно бесчисленные стаи птиц опустились на его синюю равнину, все они плывут в одном направлении, исчезают, ныряя в глубину, снова являются и звенят чуть слышно. И, словно увлекая их за собою, на горизонте качаются, высоко подняв трехъярусные паруса, два судна, тоже подобные серым птицам всё это напоминая давний, полузабытый сон не похоже на жизнь. К ночи разыграется крепкий ветер говорит старый рыбак, сидя в тени камней, на маленьком пляже, усеянном звонкой галькой. Прибой набросал на камни волокна пахучей морской травы рыжей, золотистой и зеленой трава вянет на солнце и горячих камнях, соленый воздух насыщен терпким запахом йода. На пляж одна за другой вбегают кудрявые волны. Старый рыбак похож на птицу маленькое стиснутое лицо, горбатый нос и невидимые в темных складках кожи, круглые, должно быть, очень зоркие глаза. Пальцы рук крючковаты, малоподвижны и сухи. Полсотни лет тому назад, синьор, говорит старик, в тон шороху волн и звону цикад, был однажды вот такой же веселый и звучный день, когда всё смеется и поет. Моему отцу было сорок, мне шестнадцать, и я был влюблен, это неизбежно в шестнадцать лет и при хорошем солнце. Поедем, Гвидо, за пеццони, сказал отец. Пеццони, синьор, очень тонкая и вкусная рыба с розовыми плавниками, ее называют также коралловой рыбой, потому что она водится там, где есть кораллы, очень глубоко. Ее ловят, стоя на якоре, крючком с тяжелым грузилом. Красивая рыба. И мы поехали, ничего не ожидая, кроме хорошей удачи. Мой отец был сильный человек, опытный рыбак, но незадолго перед этим он хворал болела грудь, и пальцы рук у него были испорчены ревматизмом болезнь рыбаков. Это очень хитрый и злой ветер, вот этот, который так ласково дует на нас с берега, точно тихонько толкая в море, там он подходит к вам незаметно и вдруг бросается на вас, точно вы оскорбили его. Барка тотчас сорвана и летит по ветру, иногда вверх килем, а вы в воде. Это случается в одну минуту, вы не успеете выругаться или помянуть имя божие, как вас уже кружит, гонит в даль. Разбойник честнее этого ветра. Впрочем люди всегда честнее стихии. Да, так вот этот ветер и ударил нас в четырех километрах от берега совсем близко, как видите, ударил неожиданно, как трус и подлец. Гвидо сказал родитель, хватая весла изуродованными руками. Держись, Гвидо Живо якорь Но пока я выбирал якорь, отец получил удар веслом в грудь вырвало весла из рук у него он свалился на дно без памяти. Мне некогда было помочь ему, каждую секунду нас могло опрокинуть. Сначала всё делается быстро когда я сел на весла мы уже неслись куда-то, окруженные водной пылью, ветер срывал верхушки волн и кропил нас, точно священник, только с лучшим усердием и совсем не для того, чтобы смыть наши грехи. Это серьезно, сын мой сказал отец, придя в себя и взглянув в сторону берега. Это надолго, дорогой мой. Если молод не легко веришь в опасность, я пытался грести, делал всё, что надо делать в воде в опасную минуту, когда этот ветер дыхание злых дьяволов любезно роет вам тысячи могил и бесплатно поет реквием. Сиди смирно, Гвидо, сказал отец, усмехаясь и стряхивая воду с головы. Какая польза ковырять море спичками? Береги силу, иначе тебя напрасно станут ждать дома. Бросают зеленые волны нашу маленькую лодку, как дети мяч, заглядывают к нам через борта, поднимаются над головами, ревут, трясут, мы падаем в глубокие ямы, поднимаем