Соборе парижской богоматери

На лодке через Ниагарский водопад Один безумец может только перебраться, Но неспроста меня влечет кромешный ад Туда, где даже след не может отыскаться. Как талисман, со мною вечно медальон, Но под Техасским ливнем вымок я до нитки, Проник я в древний заколдованный каньон И попинал ногами золотые слитки. Когда на остров Пасхи я завез фокстрот, Об этом на материке ходили сказки. Меня в Чикаго ждали все, а я в Детройт Позавчера вернулся поездом с Аляски. Всего на два часа гостиницу заняв, Я улетел, а мне вдогонку телеграммы - Никто не знал, что, медальон поцеловав, Я заглянул в собор Парижской Божьей Мамы. А в медальоне том овальное кольцо, С портретом женщины старинная камея, И благородное прекрасное лицо, Рука со свечкою и царственная шея... Один лишь раз померкло пламя на челе - Когда по Кубе я шатался, пламенея, И как-то вдруг увидел ночью на скале Благообразное лицо Хемингуэя. Но только та, чей образ свято я хранил, Когда меня по Эфиопии мотало, Меня не раз уж и не два похоронив, Она не очень чтобы очень тосковала. А я остался жив, и был один как перст, Свое ружье оставил в Гамбургском ломбарде, Родным мне существом на двести миль окрест Был верный черный пес по кличке Гарибальди. Мне передали, что искали днем с огнем Меня четыре экспедиции два года - А мне как раз тогда пришлось побыть вождем У одного провинциального народа. С большим гаремом я забыл про медальон, Меня туземцы на своих таскали спинах, И в честь меня был целый город наречен - Совсем как восемь лет назад на Филиппинах. О, славлю землю, где найдет покой мой прах И открывателя предвижу, капитана, Что, мчась по морю на истлевших парусах, Узреет берег тот с восторгом Магеллана. И открывателю, Бог весть в году каком, Туземцы, гордые легендами своими, Покажут холм могильный, череп под крестом, И помянут мое прославленное имя.